Миша, друг мой, работает психиатром в областной больнице. Как у любого психиатра, у него кушать интересные пациенты и случаи из практики. Их не так много, но попадаются прямо персонажи из музеумы. И не все они такие уж и забавные, люди не от хорошей жизни лишаются рассудка, и уж достоверно не по своей воле. Например, он рассказывал о женщине. Идет себе с двуколкой. А подойдешь ближе — это и не ребенок вовсе, а кукла в тряпье. Тронулась разумением на почве трагической гибели дочери. После излечения женщина сделалась несчастнее, и выглядеть хуже, чем до. Вот и думай после этого — что лучше? Существовать в иллюзии или в реальности? В семь вечера, в мою холостяцкую берлогу завалился Миха, тренькая бутылками в пакете. — Задам тебе вопрос, — мечтательно протянул он. — Ты знаешь о теории «многомировой интерпретации»? — Многомировой…что? — спросил я. — Это одна из массы теорий квантовой физики. Существует бесконечное множество миров. Заслуги могут быть как и вовсе незначительными — например, в одном из миров ты закусил на ужин сосиски, а в другом рыбу. Так и глобальные настолько, что не только наш мир может непременничать другой, но и вся галактика или вселенная, — закончил объяснять Мишка. — Так и ведал, что ты свихнешься на своей работе. Не зря есть такой анекдот: «В психбольнице, кто первоначальный надел халат — тот и психиатр». — Да ну тебя. Пытаешься просветить неуча, а тот еще и психом тебя называет. Именно с этого вопроса начал больной, о котором я хочу тебе рассказать. Я знаю об этой теории. Но я желал бы поговорить о том, пришли? — спросил я у молодого, прилично одетого хлопца, пришедшего ко мне на прием. Бегло пробежался глазами по его медицинской карте: 25 лет, доселе на учете в психдиспансере не стоял. В возрасте 19 лет произошла травматическая отнятие мизинца правой руки на производстве. — Понимаете, есть два разновидности событий, который со мной происходят. Либо это теория верна, что эти вселенные на самом деле пересекаются. Либо я сошел с ума и мне нужна ваша поддержка, — он говорил спокойно, не проявляя признаков тревоги или страха. Из чего следует понятно, что его поход ко мне был тщательно обдуман. Вы мне расскажете обо всем, что вас тревожит или тревожит, а я после этого постараюсь подумать как и чем вам помочь, — честно сообщая, он был последним пациентом в этот день. Так что я хотел побыстрее закончить и заструиться домой. — Начну с тех моментов, когда это началось, но я еще ничего не зрел или не придавал этому значения. Чем больше я знаю, тем лучше, — моя чаяние уйти пораньше мгновенно погасла. Придется выслушать все, такова уж моя труд. * * *
— Это началось три года назад. Однажды я вышел из дома и приметил. Такое чувство бывает, когда приезжаешь в знакомую квартиру, а там прибрались или что-то переставили. Ты даже точно не можешь сказать, что именно переустроили, но чувство не пропадает. Когда я начал анализировать тот момент спустя два возраст, то вспомнил, что во дворе дома всегда рос дуб. С толстыми ветками и мощными корнями. Я еще припомнил, как в детстве собирал желуди под ним. А сейчас там росла лиственница! Такая же вящая, и даже внешне похожа, но деревья совершенно разные! Люди весьма боятся менять свой привычный мирок. Им проще поверить в неправда, которая поддерживает его существование, которая его разрушит. Убедив себя, что никакого дуба и не пребывало, будто там всегда росла лиственница. Вспоминая все моменты потом, я соображаю, каким глупцом был. Постоянно убеждая себя не замечать истины, не веруя своим глазам и воспоминаниям, я все ближе подходил к катастрофе. После сего было еще много таких моментов. Многие были настолько ничтожны, что я их и не помню. Как-то раз, идя с другом, вспомнил о жвачке «Таркл», которую мы с ним нередко покупали за рубль в ларьке. Друг удивился, сказал, что они назывались «Малабар». Вдобавок я был просто уверен, что он надо мной прикалывается. Дома погуглил — и неложно, «Малабар»! Потом был знакомый с рок-концерта, который не узнал меня и все изумлялся, откуда у меня его номер телефона и имя. Такие события с каждым сейчас же происходили все чаще, а изменения все сильнее. Я уже не мог постоянно их оправдывать своей безголовостью или изменчивой памятью. И все же старался просто не думать об этом. Я берег собственный маленький мирок до последнего. Последнее событие не было неожиданным, быстрее наоборот, вполне предсказуемым, если бы я не был таким упертым ослом. Идеже я пришел домой, меня застала непривычная тишина и темнота. Что самое существо, приветствия моей любимой жены, Светы. Если она ушла прогуливаться с подругами, то обязательно бы оставила записку, отправила смс или позвонила. Позвонить ей разом мне не дало понимание, что дома все не так. Которая ей так понравилась, что я ее сразу купил. Отместку нее стоял мой старый комод. Не было вообще ничего из ее вещей или оного, что мы купили вместе. Из шокового состояния меня вывел телефонный звучен:
— Ты куда ушел с работы! — по голосу я узнал своего начальника с прошедшей работы, откуда я ушел пару лет назад и устроился на другую, по разъяснения тестя. — недоумевал я. — Ты там головой не ударился? На сегодня оправдываю, но следующий такой раз, на самом деле будешь уволен. Все произошедшее попросту не укладывалось в голове. Не помню, сколько прошло времени, прежде чем я утих, и моя голова начала снова работать. В первую очередь я позвонил на свою труд, знакомым, Свете. На работе обо мне ничего не знали. Друзья и знакомые ажно и не знали, хотя все они присутствовали на моей свадьбе. А Света…Света моя персону просто не узнала, или сделала вид, что не знает. Ее понимание того, что я о ней знаю, ревмя напугало ее. После этого ее телефонный номер оказался недоступен. Когда-когда я успокоился, то начал анализировать происходившее со мной ранее. И мне пришли в башку две идеи: либо я сошел с ума, что наиболее вероятно, либо я каким-то манером путешествую между мирами, незаметно переходя из одного в другой. Эти вселенные мало чем отличаются, просто в одном был дуб, а в другом лиственница, в одном была бубль-гум «Таркл», а в другом «Малабар». В одном из них я опоздал на автобус, закрывший двери накануне моим носом, и познакомился на остановке с прекрасной девушкой Светой. А в товарищем мире я, успел на этот треклятый автобус и проводил ее взглядом. Я бы мог опять найти ее, начать встречаться и снова жениться на ней. Но какой в этом резон, если я сумасшедший или путешественник между мирами? * * *. Я много слышал предосудительных историй, видел матерей, убивших своих детей, посчитав их черными во время обострения и после этого безутешно рыдавших, многое я увидел. Но о таком слышал впервые. На первый взгляд он сам придумал эти «другие» мемуары, пытаясь сбежать от одинокой действительности. Но многое не сходилось. Предположим, светофоны и имена он узнал каким-то образом, но тогда почему он так много ведает о своей «жене», если она с ним не знакома? Я посоветовал ему побольше пообщаться с товарищами, узнать, не было ли у него травмирующих воспоминаний и откуда он мог узнать столько о Лампе. Он знаком с ее мужем или родственником, узнал все о ней и заставил себя поверить, что она его супруга. Я пожал ему руку и попрощался. Больше он на прием не приходил. Его талон так и мотался незакрытым, так что я позвонил, на оставленный им номер телефона. Тот, узнав кто я, и по какому предлогу звоню, сильно удивился. Как он начал утверждать, ни к какому психиатру не ходил, ни о какой-никакой жене он не знает и посчитал, что его разыгрывают друзья. Но я все-таки уговорил его пришагать на прием. Когда Сидоров пришел и протянул мне руку, я вдруг припомнил деталь, укрывшуюся тогда от меня. У этого Сидорова не было перста, как и было написано в его карте. Но в тот, первый прием, увлеченный рассказом жертву, я не придал значения тому, что все его пальцы были целы. * * *. Постфактум этого рассказа Мишка замолчал, и мы пили пиво долгое пора в тишине. Мы оба думали об одном. Есть ли миры помимо нашего? То которые? Какие решения принимали мы там? — А помнишь, как я сорвался с ветки и сломал костыль? А ты тащил меня на горбу добрых два километра? Представляешь, мои родители не помнят об сем, — решил сбавить напряжение я. — Может, коллективная амнезия? Не обходилось такого, — удивился Мишка. Мы тревожно посмотрели друг на товарища, но ничего не сказали. Никто из нас не захотел разрушать свои мирки.